Он вдруг обхватил руками Белова и так стиснул его во внезапном порыве, что тот охнул.
— Да ты с ума сошел! На мне ж живого места нет!
— Простите, товарищ лейтенант. Запамятовал я.
— Беги, передай Одинцову: пусть две красные ракеты выпустит над нашей траншеей.
Стрельба в стороне противника то разгоралась, то ослабевала, распадаясь на отдельные очаги. Дело там, видимо, быстро шло к развязке.
— Наши! Наши пришли! Братцы… наши! — радостно, во весь голос кричал Исаков, бегая по траншее.
Белов жадно смотрел вперед, счастливая улыбка застыла на его измученном лице. «Выстояли… Выдержали», — повторял он, чуть шевеля сухими, растрескавшимися губами. Ему хотелось дойти до Князева, сказать ему об этом — для парторга такая весть была бы лучше всякого лекарства, — но без посторонней помощи он не мог сделать и шагу.
Высоко, раздвигая непроглядную тьму, взвились красные приветственные ракеты. Они еще не упали на землю, как в траншее вспыхнуло троекратное «ура». Кричали нестройно и не очень громко, но однополчане услышали и ответили таким могучим и дружным «ура!», что заглушили шум утихавшего боя.
Кто-то не выдержал, вылез из траншеи и встал во весь рост, освещенный мерцающим светом ракеты. Рядом с ним появился второй человек, третий, четвертый… И вот Белов с завистью увидел, что все они бросились вперед, к вражеским окопам. Оттуда навстречу им тоже спешили бойцы, что-то крича и размахивая автоматами.
Впереди всех бежал рослый плечистый капитан, командир третьего батальона, в который входила седьмая рота…